Эссе «Мой адвокат»




Я смотрю в собственное отражение в окне поезда на фоне убегающей ночи. Зачем, для чего я еду из родного Харькова в забытый Богом городишко Очаков? Только затем, чтобы найти хотя бы еще один след дорогого мне человека. Его нет на земле. Нет давно. Восемьдесят зим заметали снегами его могилу в конце Пушкинской улицы. Его портрет с прозрачными и бездонными глазами, известный мне во всех подробностях, умеет со мной говорить. Если мне трудно, я у этого человека прошу силы. А еще слушаю музыку и смотрю в небо…

Харьковский адвокат Александров Александр Михайлович - имя этого человека. Он был самым чутким и понимающим другом знаменитого лейтенанта Петра Шмидта.  Последним его земным братом. Правозащитник Александров. Он - моя совесть. Мой флагман.

   

Очаков встретил нестерпимой жарой, рыжими глиняными утесами и водой, зацветшей и мало похожей на морскую. Каждый шаг я невольно соизмеряю с теми ощущениями, которые испытывал правозащитник Александров тогда, в далеком и надрывном 1905 году, когда обреченный на поражение, «Очаков» дал отмашку лавине народного гнева тонкой нервной рукой прекрасного Петра Шмидта.

Петр Петрович был красив, как может быть красив совершенный по своей стройности крейсер, или непостижим, как скольжение смычка по струнам виолончели. В «Воспоминаниях защитника» Александрова, которые мне удалось раздобыть в библиотеке им. Короленко нахожу строки: «Очаков - захолустный городишко. К морю, он спускается обрывистыми берегами из желтой глины, которые при свете солнца кажутся золотыми». Отведя взгляд на уродливые глиняные скопления, я вдруг нахожу их действительно золотыми. Если Александр Михайлович разглядел воображаемую позолоту даже в тот момент, когда его сердце было переполнено безмерной болью, любовью и уважением к чудесному, странному Шмидту, то почему мне этого не удалось разглядеть сегодня, не обремененной горечью сердца? Александров приехал в Очаков, чтобы защищать Шмидта на суде, прекрасно понимая, что смерть уже стояла за плечами Петра Петровича.

- Он уже спокойно глядит в глаза смерти, даже стремится к ней, так как считает, что при сложившейся исторической ситуации больше пользы Родине принесет его смерть, а не жизнь, - писал Александров.

   

В который раз иду очаковской улочкой, по которой подсудимого Шмидта конвоиры вели в здание Военного собрания, где проходил суд. Тогда эта улица называлась Горича, сейчас Шмидта. Окна длинного одноэтажного дома, бывшей казармы у крошечного переулка, стертая мемориальная доска.

Хозяева квартиры с новыми пластиковыми рамами не реагируют на мои звонки. Собака надрывается, но результата никакого. Пытаюсь предположить, что в одной из комнат старого здания за новым забором томился перед судом Шмидт. Дом напротив, стоящий по другую сторону перекрестка, своими окнами уже врос в землю. Выкрашенный в ярко синий цвет, он примечателен тем, что к нему шел подземный ход из комнаты, где томился Шмидт. Друзья пролетарии предлагали Петру Петровичу бежать, но он не согласился, считая, что его дело правое, а следовательно нельзя даже побегом предавать идею справедливого переустройства мира.

- По темным улицам, едва освещенным керосиновыми фонарями, мы кое-как добрались до гауптвахты, охраняемой двойным караулом: внешнюю охрану несли пехотные солдаты, внутри Шмидта стерегли жандармы, - пишет в воспоминаниях адвокат Александров. - Я предъявил пропуск защитника и был впущен. Никак не мог себе представить, что вот-вот сейчас, сию минуту, я воочию увижу красного лейтенанта. Загремели засовы… Легкой, воздушной походкой приблизился Шмидт и крепко, по-товарищески пожал руку. Я всматривался в лицо Шмидта, следил за его походкой и за удивительной грацией его движений. Я видел перед собой действительно замечательное лицо. Ни одна фотография Шмидта не запечатлела подлинного Шмидта: на фото нет самого главного, что было в нем, и что могло быть запечатлено только кистью великого художника - именно его одухотворенность,- вспоминал Александров.

Направляюсь путем Шмидта к залу суда в Дом Военного Собрания, позже служившему очаковцам Домом Офицеров Флота,   а ныне на улицу Шмидта 18.

   

Белое, ныне необитаемое старинное здание, с разбитыми окнами, огромными рамами и просвечивающей с улицы перспективой проходных комнат и залом манят, как лабиринты подземелья своей неизвестностью. Обхожу здание со двора. Под ногами горы битого стекла. Насколько хватает сил моих рук, подтягиваюсь, оказываюсь на проржавевшем покатом козырьке подоконника и… о! Чудо!

Я вижу своими глазами тот зал, где проходил суд над лейтенантом Шмидтом. Прыгаю с высоты на шаткие деревянные перекрытия с торчащими гвоздями. Оглядываюсь. В тишине слышу поскрипывание и шорохи. То - ли крысы догрызают дранки, то ли ветер гуляет по углам. Ни души. Старинный камин с барельефом разбит. Место, где находился председательствующий судья, для меня очевидно, значит напротив сидел сам Петр Петрович Шмидт, а Александров под углом к нему так, что прекрасно видел своего подзащитного. Значит, Александр Михайлович сидел спиной к камину.


Группа защитников по делу Шмидта. Врублевский, Александров и др.

 
Группа защитников по делу Шмидта. Врублевский, Александров и др.
 

- В зале суда подсудимые были размещены против суда, на передней скамье на левом фланге сидел Шмидт. Защита сидела под прямым углом к подсудимым, - вспоминает Александров. - Наконец вошел Суд, и председатель, маленький белобрысый, похожий на скопца человек с тихим голосом открыл заседание. Прокурор Ронжин, обычно державший себя «петухом» на этот раз скромно уселся на свое место. Все взоры были прикованы к Шмидту и, даже судьи, исподлобья поглядывали на него. Всех охватило странное и жуткое чувство - всем казалось, что здесь, в суде что-то должно произойти, что-то такое, что опять напомнит севастопольские дела…, - читаю, держа в дрожащих руках ксерокс дневников Александрова.

- Когда Шмидт встал, то лицо его мгновенно изменилось - оно побледнело, и под глазами появились темные круги. С первых же слов все сразу почувствовали огромную внутреннюю силу оратора. Она чувствовалась почти физически; чувствовалось, что в свои слова Шмидт вкладывает всего себя и что он сам чувствует свою огромную силу, - перечитываю у Александра Михайловича.

Нина Зайнуллина

Источник: ОБЛАСНИЙ КОНКУРС ІМ. О.С.МАСЕЛЬСЬКОГО НА КРАЩИЙ ЛІТЕРАТУРНИЙ ТВІР, 2009

 Газета "Очаківський тиждень" №115 от 20.01.2022 г.